Ирина Языкова. ИКОНА И ДЕТСКИЙ РИСУНОК.
Ирина Языкова. ИКОНА И ДЕТСКИЙ РИСУНОК.
| ИКОНА И ДЕТСКИЙ РИСУНОК. Ирина Языкова. |
В разговоре о переживании как действующем принципе обучения невозможно умолчать об опыте религиозной педагогики, в частности педагогики христианской, насчитывающей 2000 лет. Оставаясь людьми светской культуры, уважающими постановление ООН о деидеологизации обучения, нам все-таки стоит внимательно присмотреться к тому, как религиозная педагогика умеет организовать переживание ребенка и взрослого, какие средства выработаны ею для развития культуры чувств, какими способами она влияет на формирование индивидуальной воли.
Предлагаемые материалы могут показаться интересными не только с точки зрения содержания (для многих наших читателей окажется немаловажной именно это сторона вопроса), но и с точки зрения техники воспитания. Здесь с особенной ясностью выступает роль образности, ориентация на возрастные и индивидуальные потребности детей, попытка решать проблемы ребенка и взрослого за счет установления глубоко личного, почти интимного контакта.
Ирина ЯЗЫКОВА,
искусствовед
Исследователь древнерусской живописи Ю. Олсуфьев заметил, что колорит рублевской Троицы - это цвета среднерусской полосы в разгаре лета: синие васильки среди золотистого ржаного поля. Для детей, чаще всего любящих именно лето - с его золотым солнцем, зеленью травы и деревьев, ярко-голубым небом, - эти цвета интуитивно связаны с ощущением блаженства, мира, радости, любви.
Одна моя знакомая, преподаватель изобразительного искусства в младших классах, провела такой эксперимент. Предваряя знакомство детей с иконой "Троица" Андрея Рублева, она рассказала им об основной идее Троицы: о единстве в любви, о согласии, о мире и свете - словом, о тех понятиях, которые сконцентрированы в рублевских ангелах. Сама икона при этом детям не показывалась, но им было дано задание: попытаться выразить в красках то, о чем говорил преподаватель. Результат оказался поразительным. Большинство детей использовали в своих композициях голубой, желтый и зеленый цвета - то есть точно колорит "Троицы" Рублева. Черный и серый цвета не использовал никто. В некоторых работах прочитывалась круговая композиция, что также является конструктивным элементом рублевского образа. Откуда дети знали об этом? Почему из всего разнообразия красок выбрали именно те, которые использовал когда-то и Рублев? Это можно объяснить лишь необыкновенной чуткостью детей и тем, что в иконе вообще, а тем более кисти Рублева, сосредоточено нечто изначально присущее природе человеческого духа.
Существует расхожее мнение, что традиционная русская икона не может быть понятна ребенку. Многие педагоги поэтому предпочитают начинать знакомство детей с искусством иконы только в старших классах, когда школьники уже имеют определенный багаж знаний по общей истории, религии и истории искусства. Но мой личный опыт говорит, что как раз детям младшего возраста икона более доступна, понятна, интересна и нужна.
Помню, как с раннего детства меня привлекали иконы, которые висели в комнате моей бабушки, в красном углу. Распахнутые глаза Спасителя и грустный лик Богородицы казались мне живыми, и в то же время - они пугали меня, потому что я ощущала открывающийся за ними огромный мир иной, непохожий на тот, в котором мы живем, и совершенно мне незнакомый. Никто из взрослых мне ничего не объяснял об этом странном и удивительном мире иконы, и со временем у меня созрело решение узнать о нем самой. Поступив после окончания школы в МГУ на факультет искусствоведения, я уже с первого курса знала, что буду специалистом по древнерусскому искусству.
Мой опыт может показаться нетипичным, поскольку мой интерес к иконам был связан с той средой, в которой я выросла, а большинство детей по-прежнему растут в домах, где нет икон. Тем не менее, я уверена, что раннее знакомство ребенка с искусством иконы просто необходимо ведь икона говорит нам не только о видимом мире, но и о невидимом, не только о том, что нас окружает, но и о том, что внутри нас - о нашем общем прошлом и будущем.
Чем меньше ребенок, тем непосредственнее его восприятие. Ребенок еще слишком близок к тому общечеловеческому единству, из которого только недавно выделился актом своего рождения, и потому в нем легко находят отклик те исконные, архетипические сюжеты, которых так много в иконе. Но ребенок, в отличие от "знающего" взрослого, воспринимает их не интеллектуально, а всем своим существом, почти "утробно".
Возьмем, например, такой распространенный иконописный сюжет, как Богоматерь с Младенцем. Сюжет "Мать и Дитя" существует в любом традиционном искусстве, потому что это один из важнейших архетипов человеческого сознания, краеугольный камень, на котором держится весь человеческий космос. Ребенок, который и сам еще практически не отделился от матери, легко узнает этот сюжет в любом иконографическом варианте (а их в православной традиции насчитывается до 700 - комбинация фигур может быть различной, да и нередко Богородица с Младенцем окружены различными персонажами или какими-нибудь символическими и декоративными элементами).
Как известно, иконописный канон строится по принципу неизменяемости главного и свободы в деталях. Неподготовленному взрослому несколько икон на один сюжет кажутся одинаковыми, но ребенок видит по-другому: если попросить его сравнить две-три иконы с одним и тем же сюжетом, он сделает это с успехом, быстро найдя "разночтения", - ведь такое занятие напоминает популярную игру с заданием "найди столько-то различий между картинками".
Рассматривая иконы (или репродукции с икон), дети быстрее запоминают само евангельское повествование - гораздо быстрее, чем если слушают рассказ учителя или читают сами по книге. Икона для ребенка - все равно что Библия в картинках, и не случайно отцы Церкви так и называли церковное искусство - "Библией для неграмотных". Икона родилась из желания донести христианскую весть до самых простых, не умеющих читать людей, которые постигают мир не из книжной премудрости, а сердцем. Ребенок точно так же воспринимает мир, и потому он легко научается "читать" иконописное изображение, безошибочно выделяя основной смысл образа.
Маленький ребенок почти не задумывается над тем, какими средствами достигается изображение, его интересует, что или кто изображен, а также само событие - что происходит "на картинке". Уже в возрасте 10-12 лет ребенок начинает обращать внимание на то, как изображено. Обычная реакция на икону в этом возрасте - вопросы: почему так изображены глаза? Почему так нарисованы руки? Почему художник изображает "непохоже" (или даже - "неправильно")? Почему изображение не такое, как мы видим "на самом деле"? И наконец, из уст подростка может прозвучать категоричное: "Так не бывает!" Над всеми этими вопросами тяготеет приобретенный опыт, воспринятые штампы, зависимость от стереотипов, цепляние за внешние ориентиры. Чем меньше ребенок, тем более он свободен от всего этого груза, и поэтому у него не возникает барьеров в восприятии иконы.
Изобразительный язык иконы приемлем для ребенка еще и потому, что он сам так изображает мир - условно, не ориентируясь на внешнюю схожесть. Он изображает не столько то, что видит, сколько то, что чувствует. Реализм иконы, как и реализм детского рисунка, далек от натурализма, он в ином - в соответствии тому миру, который внутри художника, в его душе. Икона и детский рисунок обращены не к миру видимому, а к миру переживаемому. Именно поэтому ребенок, не ведая о понятии "обратной" перспективы, "выворачивает" изображение на зрителя, подобно древнему иконописцу.
Конечно, не стоит ставить знак равенства между детским рисунком и иконой. Ведь икона - это совсем не "наивное" или "примитивное" искусство, а сложнейшая богословская система.
Тем не менее, ребенку понятен язык, на котором икона говорит с ним: условность цвета, разномасштабность изображения персонажей, знаковость деталей и многое другое.
Дети понимают икону изнутри, словно им открыта какая-то тайна, забытая взрослыми. Не случайно в одной из евангельских максим сказано: "Будьте как дети!" И Андрей Рублев на вершине своей жизни пришел к откровению, которое так созвучно внутренней гармонии детской души. Икона несет в себе мощный заряд мира и любви. Однако условность, иногда даже минимализм иконописного языка взрослому менее понятен, чем ребенку. У педагогов, воспитанных в системе ценностей, далекой от традиционной христианской культуры, естественно возникают барьеры в восприятии иконы, которые они невольно проецируют на детей. На самом деле, чем раньше происходит встреча ребенка с искусством иконы, тем легче усвоение заложенного в иконе духовного богатства.
Одного педагога как-то спросили: с какого возраста вообще нужно воспитывать детей? На этот вопрос он ответил так: воспитание детей нужно начинать с раннего возраста их родителей. Точно так же дело обстоит и с иконой.