С.М. Прохоров. ОБ ИКОНОПИСИ И ЕЕ ТЕХНИКЕ.

Яндекс.Метрика

С.М. Прохоров. ОБ ИКОНОПИСИ И ЕЕ ТЕХНИКЕ.

ОБ ИКОНОПИСИ И ЕЕ ТЕХНИКЕ. С. М. Прохоров.

сли мы войдем в любую иконописную мастерскую в Москве, где пишутся иконы в духе старины, то там увидим весь ход иконописной работы, с самого начала, с левкаски доски для иконы до покрытия олифой уже написанной. Иконописцы, в силу преемственности, сохраняют всю сущность техники иконописания такою, какою она была много веков тому назад. А так как все, что мы увидим, мне хорошо известно как бывшему много лет в этой обстановке и прошедшему весь сложный «искус» этой мастерской, начиная с левкаски досок для икон и кончая самостоятельной работой иконописи, то я, стараясь быть кратким и последовательным, посильно помогу разобраться в мало известном для многих деле иконописания. Такой порядок, надеюсь, лучше, полнее представит интересующий нас вопрос.

Прежде чем икону будут писать, для нее необходимо заготовить доску — залевкасить. В этом случае поступают так: сторону доски, на которой будет написано изображение, царапают в клетку чем-нибудь острым — шилом или гвоздем и проклеивают жидким, по возможности горячим, клеем.

Клей употребляется обыкновенный, но лучшего качества; он предварительно варится в какой-нибудь железной кастрюле, в которую кладется нужное количество «жеребков» клея (на 1 фунт клея 3 стакана воды) и наливается вода. Клей считается сварившимся и годным для заготовки тогда, когда, кипя, «подымется» два-три раза. Иначе левкас может «порвать», потрескаться. Когда проклейка просохнет, приступают к наклейке «серпянки», причем клей употребляется «крепкий», то есть более густой, чем при «проклейке». Доска намазывается большой щетинной кистью клеем, на клей кладется вырезанная в меру доски «серпянка», редкая, пеньковая, хорошо приглаживается и сверху снова покрывается клеем. «Серпянка» будет держаться очень прочно, так как она легла и приклеилась на «царапанной» поверхности. Спустя сутки после наклейки «серпянка» вполне просыхает, принимая в расчет температуру мастерской. Из клея, довольно крепкого, и мела делается жидкая масса, хорошо размешанная. Это — «побел»; им, большой щетинной кистью, «в натыч» «побеляют» доску, то есть заполняют ткань «серпянки».

В оставшийся «побел» прибавляют приблизительно 2/5 всего содержимого кипяченой воды, по возможности, горячей, прибавляют, сообразно с количеством всего состава, немного вареного масла (олифы) или масляного лаку, прибавляют мелу, чтобы масса была гуще «побелки», и хорошо размешивают. Это — левкас; его поверхность покрывают мокрой тряпкой, чтобы верхний слой не высыхал, и ставят в низкую температуру, чтобы сохранить от порчи в течение трех-четырех дней, в которые будет происходить левкаска. Левкасят — грунтуют доску раз шесть-семь, производя это широким шпателем или, как называют ее иконописцы, «гремиткой». После каждой левкаски дают хорошо просохнуть.

Считаю необходимым заметить, что названия принадлежностей и различные термины, употребляемые в иконописном быту, которыми будет пестреть моя заметка, существуют и до сих пор; откуда и когда они появились — объяснить не берусь, да это, полагаю, в данном случае и не важно.

Когда левкаска окончена, приступают к «лишевке», то есть шлифовке грунта.

Для этого берут кусок пемзы, обделывают одну из его сторон более или менее гладкой и, смочив водой посредством большой щетинной кисти или губки, левкас начинают «лишевать»; образовавшуюся от трения пемзы и левкаса жидкую массу убирают с доски шпателем или губкой.

После первой «лишевки» дают левкасу просохнуть, что происходит довольно скоро, и затем она повторяется.

Двумя мокрыми лишевками обыкновенно удовлетворяются, так как это делает поверхность левкаса совершенно ровной.

По хорошо просохшему «лишеванному» левкасу начинают проделывать то же самое, только уже сухим куском пемзы; после этой работы поверхность левкаса делается еще ровнее; но иногда, если на левкасе есть царапинки, чистят «хвощом» — сухой трубчатой травой, поверхность которой шероховата; в настоящее время в этих случаях обыкновенно прибегают к мелкой стеклянной шкурке.

Только теперь доска готова под изображение. Мастер-иконописец рисует карандашом или углем, что подлежит написанию, справившись предварительно в Святцах и Лицевом подлиннике, как изображается данный святой, каковы его одежды, возраст и т. д., хотя, кстати, нужно заметить, что старые, опытные иконописцы и не заглядывают ни в Святцы, ни в Подлинник. Они хорошо знают «на память», как пишется тот или другой святой.

Все, что нарисовано карандашом, графится графьей, то есть процарапывается иголкой, вставленной в конец маленькой палочки.

Рисующий хорошо должен знать, как делаются складки на одежде святых, так как нарисованное им и процарапанное «графьей» часто служит всецело руководящей нитью в дальнейшей работе иконописца.

После того как изображение нарисовано, иногда требуется произвести позолоту «на полимент» или красный карандаш: венцов вкруг голов святых, поручей, Евангелия, позумента на одежде или лат на мученике-воине и т. д.; для этого разводится «полимент» на яичном белке, превратившемся в несколько дней нахождения в замкнутой бутылке из светлого, слизистого вещества в совершенно жидкий и клейкий, с очень «тяжелым» запахом. Полученной темно-красной жидкостью покрывают несколько раз (4-5) те места, которые надо позолотить. Последний раз или два покрывают ослабленным, слегка разбавленным водой «слабым полиментом», как называют его иконописцы или позолотчики.

После каждого раза, когда просохнет покрытое место, его протирают кусочком чистого сукна — «очесывают». Теперь приступают к позолоте; при помощи мягкой хорьковой кисти смачивают «полимент» обыкновенной водкой и тут же на смоченное место накладывают листочки сусального червонного золота или зеленого золота или же серебра, смотря по тому, что нужно положить. Когда наложенное золото просохнет, что легко узнать по стуку (сырое место звучит глуше сухого), начинают его «воронить» — кремневым зубком. В результате — блестящая полированная поверхность.

Такой позолотой часто покрывают фон и «поле», то есть отступы от краев доски, которые затем чеканятся различными рисунками, по которым покрывают эмалью. Нужно, однако, заметить, что такая «чеканка» икон появилась сравнительно недавно — в 50-60-е годы прошлого столетия; ей предшествовала роспись орнаментом по золотому фону и «полям» краской, и лепка; последняя достигалась путем последовательной накладки кистью в несколько раз меловой клейкой жидкости по рисунку, а затем — золотилось или на олифу или на какой-нибудь лак. Что же касается икон древних, то они украшались больше всего «твореным» золотом, которым «пробелялись» одежды «в перо», притушевывались венцы, писались надписи и т. д. Существовал — и теперь существует — способ украшать одежды святых золотом на «асист», когда они «бликуются» «инокопью»; и, наконец, — в теневых частях их делалась золотом, и «твореным» и на асист, — «мушельца» — различные украшения, в виде звездочек, крестиков, кружочков и т. д. Самые доски иногда делались так, что «поле» было выше, а место письма — ниже, это называется у иконописцев «ковчежцем».

Итак, изображение нарисовано и где нужно позолочено. Теперь иконописец приступает к работе — к писанию иконы. Предварительно он должен приготовить краски — «натворить» красок, как он говорит. Взяв свежее куриное яйцо, он разбивает его тупой конец, проделывает в нем круглое отверстие, в которое бы мог выйти, не порвав пленки, желток; белок сливается в бутылку, а желток выкатывается на ладонь и ловко перемещается с одной ладони на другую, причем каждый раз ладонь вытирают о тряпку, пока пленка желтка совершенно не очистится от белка; скорлупа вымывается тут же водой, которая стоит на столе в чашке; затем пленка желтка прорывается и содержимое сливается в чистую скорлупу. Пленка обыкновенно выбрасывается. Скорлупа с желтком наполняется слабым хлебным квасом и размешивается маленькой лопаточкой. Все это делается очень быстро и ловко. Получилась светло-желтая жидкость. Вот тот состав, на котором издревле пишутся святые иконы. Иконописец насыпает нужное количество сухих красок в чашечки обыкновенных деревянных столовых ложек с отрезанными ручками и указательным пальцем начинает растирать — творить краску; если краска тверда, как, например, жженая умбра, сиенна и др., то она вначале немного смачивается водой, а затем прибавляется жидкость из скорлупы. Краски готовы. Краски, употребляемые в иконописи, следующие: белила свинцовые, охра светлая, охра темная, хром желтый, хром зеленый, лазурь, кобальт, жженая умбра и сиенна, бакан, киноварь, мумия, сажа голландская и копоть.

Будущая икона по обыкновению кладется на столе, и иконописец, вооружившись кисточкой из беличьего хвоста, приступает к работе; берет на кисть из ложек нужные краски и делает «колер» на «форфоринке» — на отбитой части блюдечка или тарелки. Вначале он «раскрывает» — раскрашивает фон, одежды и аксессуары — сплошными пятнами; так, например, фон светло-желтоватый — «костяной», нижнюю одежду, предположим, Христа — одним красноватым, верхнюю — одним синеватым, без всяких теней и полутонов. Краска разводится жидко, так что кисточка всегда, когда «раскрывают», так сказать, насыщена ею, иначе могут получиться неровности, так как левкас довольно быстро впитывает содержимое кисти. Писать лессировкой или мазком, как это делается при живописи масляной краской, здесь нельзя; «мазок» в иконописи неприменим, а лессировка — невозможна; последняя здесь заменяется так называемой «приплеской», то есть покрытием нужного места очень жидким тоном, что часто практикуется при исправлении старых икон; когда на фону такой иконы или на одежде много сделано «заправок», то, несмотря на их очень близкий тон к старому, все-таки получается некоторая пестрота, которую и уничтожают, «приплеснув» всю одежду или фон очень жидким тоном, которым производилась «заправка» пятен; затем расписывают по старым складкам и кладут «пробелы». Такой способ исправления не должен смущать любителя старины, потому что здесь и тона, и техника — тождественны.

Однако продолжаем следить за работой мастера.

Когда «раскрышка» высохнет, на ней ясно будут видны черты складок, сделанных ранее «графьей»; по ним, если они, по мнению мастера-иконописца, хорошо расположены, производится «роспись» складок, которые в некоторых частях одежды, например, на рукаве согнутой руки, похожи на гвозди-костыли; отсюда, вероятно, и ругательное по адресу иконописцев: «костылевщики!»

Краска для «росписи» складок на одеждах делается такого же цвета, как и «раскрышка», но более темного тона; по «росписи» же в тенях складки притушевываются менее темным и жидким тоном. На местах, где должен быть свет, как то: на плече, на груди, от плеча до конца рукава, на животе, на бедре и ниже — кладутся «пробелы» твореным золотом или краской; в последнем случае они обыкновенно делаются в три «постила»: первый, второй и третий — «отживка». Первый «постил» кладется широко, на всю световую часть, в конце к теням делаются лишь два-три хвостика, что, вероятно, должно изображать освещенные складки; второй кладется на первый, представляя вторую световую грань; он уже первого. Третий — самый тонкий и светлый — это, как было сказано выше, — «отживка». «Пробела» на старых иконах бывают совсем другого цвета, чем сама одежда; на древних иконах они сделаны гораздо проще и резче, нежели делают их в большинстве случаев теперь. Очевидно, как ни крепко держались иконописцы исконных традиций, однако и в их искусство проникло много такого, что можно объяснить только временем и, отчасти, — личностью мастера.

Кроме перечисленных выше красочных приемов в выражении формы и света — то есть «пробелки» краской, — существовала и существует, как я говорил ранее, «пробелка» твореным золотом в «перо», как это называют иконописцы, и «инокопью», на «асист». Здесь считаю уместным познакомить, как приготовляется «твореное» золото для такой «пробелки». Делается это так: в обыкновенное чайное блюдечко насыпается гуммиарабик — вишневая смола в порошке, в таком количестве, какое требуется для данного раствора золота; количество это всегда очень маленькое; затем, обыкновенно указательным пальцем, смоченным в чистой воде, гумми растирается; этим же пальцем «творящий» берет по листику «выдутое» — выложенное посредством дуновения — ранее из книжки на бумагу сусальное червонное золото. Зеленое золото или серебро «творятся» так же.

Взятый листик золота слегка приминается, за ним — следует другой и т. д., пока не «сомнется» все количество, предназначенное к растворению; затем «творящий» прибавляет еще немного гумми и начинает растирать содержимое блюдечка. Большое количество гумми, положенное сразу, затрудняет растворение золота. Нужно заметить, что при «творении» золота вся масса держится в густом состоянии, так как это дает возможность лучше и скорее растворить его; но здесь нужен опыт и осторожность: в очень густом состоянии золото можно «пережечь» — то есть сделать его менее чистым.

Когда золото хорошо растворено, в блюдечко вливается вода, где оно смешивается пальцем, которым производилось растиранье, и ставится на спокойное место для отстаиванья. По прошествии примерно 20-25 минут, когда оно отстоится, воду сливают, а оставшуюся на донышке блюдечка желтую массу сушат, для чего блюдце держится наружной стороной донышка над горящей лампой или свечкой. По высыхании на донышке блюдца остается золотистая матовая масса. Золото готово. По «росписанной» и притушеван-ной одежде иконописец на местах света кладет этим золотом, разведенным водой, «пробела» в «перо»; это название произошло, вероятно, потому, что самые «пробела», положенные в «свету» широко, а к теням притушеванные тонкими черточками, напоминают перо птицы. При писании одежды эта часть работы самая кропотливая, требующая хорошего зрения и навыка. Чтобы убедиться в этом, нужно только посмотреть на любую икону, где есть такие «пробела».

Кроме «пробелов» в «перо», есть еще, как я сказал выше, способ оживлять на местах света одежды изображаемых на иконах; это «инокопь», которая кладется на бликах тоже широко, а к теням расходится в виде черточек, суживающихся к концам; причем черточки здесь гораздо толще, чем в «пробелах» в «перо»; кладется «инокопь» и на «асист».

Эти «пробела» делались в глубокую старину и по традиции остались в нашей иконописи до настоящего времени. Характерную «инокопь» видим в одном из куполов собора святого Марка в Венеции.

На «асист» и твореным золотом делается иногда «сияние», которое окружает в большинстве случаев фигуру Христа и Богородицы; перышки на крыльях Ангелов, кресты на ризах святых, Евангелия, парчи, «мушельца» в тенях одежд, надписи на иконах и проч., и проч.

Так как здесь говорится главным образом о технике иконописи, то необходимо сказать, как говорилось о «твореном золоте», и о том, что такое «асист» и как он приготовляется. О происхождении этого слова мне ничего неизвестно; что же касается самого вещества «асиста», то это густая и клейкая масса, приготовляемая чаще всего из сока головки чеснока или, иногда, из сгущен-ного черного пива; то и другое, когда делается от времени твердым, разводится с водой в ложке — «растворяется», — и этой жидкостью покрывают те места на одеждах или фоне, где нужно быть золоту. Положенная жидкость, засыхая, остается блестящей. Когда, таким образом, будет «проинокоплена», положим, одежда Христа, — иконописец берет кусочек хлеба — мякоть, — скатывает его в шарик величиной примерно в грецкий орех, берет им из книжечки сусальное золото или другой какой-либо кованый металл и переносит его на «асист»; так как «асист» клейкий, то, естественно, золото с хлебного шарика прилипает там, где им писано. Эта позолота затем покрывается спиртовым лаком; делается это для того, чтобы потом, во время покрытия написанной иконы олифой, золото могло бы удержаться. Иначе оно может стереться.

Облака, горы, деревья, постройки — «палаты» и т. п. в иконописи носят свой особый характер. Первые обыкновенно изображаются овальными завитками — «кокурами», как их называют иконописцы; они делаются, как и красочные «пробела», на одеждах в два-три «постила», с отживкой, причем кладутся они более жидко, чем пробела на одеждах — «плавью»; горы пишутся уступами — «кремешками», общая форма которых напоминает лестницу с суживающимися к вершине ступенями; если их несколько на иконе, то они делаются разных окрасок.

Деревья с фантастическими листьями иногда оживляются золотом.

Что касается «палат» — построек, то в них не соблюдается никакой перспективы; пишутся они, как и одежды святых, — то есть «раскрываются» и расписываются местами более светлыми, чем «раскрышка», колерами; как и горы, их делают разноцветными.

Когда все это сделано — икона наполовину написана. Теперь над ней будет работать другой иконописец, который напишет лица, руки и ноги.

У иконописцев, — я разумею тех, которые пишут иконы яичными красками — «из яйца», — по странному обычаю, труд при писании икон падает на несколько лиц. Это разделение существует не только в таких старых «гнездах» иконописи, как села Палеха, Холуй и Мстёра Владимирской губернии, где это дело носит характер фабричного производства и откуда по необъятному простору земли Русской тысячами расходятся иконы, — но оно есть и у московских иконописцев, занесенное, очевидно, оттуда же. Этот, как я сказал, странный обычай заключается в том, что на одной и той же иконе одежды и аксессуары святых пишет один мастер, лица, руки, ноги, если святому положено писаться без обуви, — другой; надписи на иконе делаются третьим лицом; если принять во внимание, что подавляющее большинство иконописцев положительно не умеет нарисовать фигуры, как то требуется иконописной традицией, то в работе принимает участие и четвертое лицо. Лицо это бывает и «личником», то есть пишущим только лица, и «платьечником» — пишущим только одежды; есть, впрочем, как исключение, когда одно лицо может делать все. Но это, повторяю, исключение. После сказанного выше будет понятно, почему многие и многие иконы не производят стройного, целого впечатления, страдая нередко большой неправильностью в пропорциях, доходящих до карикатуры; я не имею здесь в виду древние иконы: в них все кажется хорошим — само время как бы совершенствует их; да и любим и бережем мы их, наконец, не потому, что они представляют собой произведения совершенного искусства, а потому еще, что они были свидетелями той великой веры, которая питала и укрепляла душу русского народа в годы тяжелых исторических испытаний.

Не могу не сказать, кстати, несколько слов о том, как в большинстве пишутся надписи; это прольет некоторый свет на возникновение ошибок в буквах, именах и целых предложениях, которые довольно часто встречаются на иконах. В бытность мою иконописцем, подавляющее большинство моих собратий не были грамотны настолько, чтобы могли правильно, без ошибки, сделать надписи; многое писалось просто «по преданию», так, например, на развернутой хартии какого-нибудь святого преподобного писалось то, что говорил мастер-иконописец, часто, если не всегда, сам мало разумея, какое понятие выражает то или другое слово. Понятно, что при таких скудных знаниях иконописцы не могли быть на верном пути, и надписи из-под их кисти выходили, на добрую половину, с ошибками.

Как иллюстрацию небрежности к надписям приведу один из примеров. Лет 27-28 назад в иконописной мастерской, где я был «учеником», исправлялся иконостас одной из московских церквей; на одной из икон был изображен Архангел, держащий скрижали с десятью заповедями Божиими; в тексте заповедей были грубые ошибки, однако они не были исправлены, потому что тот, на ком лежала обязанность исправлять их, или не видел эти ошибки, или, по невежеству, счел это неважным. Так эти ошибки и остались и, вероятно, до сих пор удивляют собой внимательного зрителя.

Вот почему, как бывший иконописец, хорошо знающий духов-ную темноту бывших своих коллег, я не могу искренно не порадоваться, что и в эту темную среду теперь мало-помалу стал проникать необходимый свет и духовных, и специальных знаний; говоря это, я разумею Высочайше учрежденный Комитет попечительства о русской иконописи, который, как известно, между прочим учредил и содержит школу в с. Мстёре Владимирской губернии; в этой школе обучающиеся иконописи могут получить все необходимые при их деле духовные сведения и обучаться рисованию под руководством образованного специалиста-художника. Участие в этом образованных и любящих иконопись людей, из коих состоит Комитет, отличная постановка дела, несомненно, внесут много хорошего, здорового в родную иконопись и поднимут в глазах иконописцев их дело на надлежащую высоту; да и сами иконописцы благодаря этому будут сознательно, с должным вниманием относиться к своей работе. Очень отрадно также, что на бывшем съезде художников вопросу об иконописи было уделено должное внимание, выразившееся в целом ряде докладов, предложений и очень желательных постановлений. Я уклонился от своей главной темы, но надеюсь, что мне простят это ввиду важности и связи сказанного с сущностью самого иконописания.

Теперь посмотрим, как будут писать лица на иконе, на которой написаны уже одежды. Нужно, кстати, заметить, что технически на иконе всегда удобнее сначала писать одежды, а потом — лица. Так это всегда почти и делается.

Мастер-«личник» сперва составляет на «форфоринке» желто-коричневую краску, для чего берет обыкновенно жженой умбры, охры светлой и, если нужно, не очень коричневый «колер», прибавляет немного сажи (голландской). Это — «санкирь». Этот тон будет на месте самых глубоких теней в данном лице.

Этой краской он закрашивает сплощь, по контуру, лицо, если голова в платке или вообще закрыта, и всю голову, если она обнажена, руки, а если надо, и ноги. Это называется — «просанкирить». Когда «санкирь» высохнет, делается обрисовка головы, частей лица, рук и ног; краска при этом употребляется темно-коричневая; это называется: «описать» лицо. Затем на местах, где должен быть свет, — и морщины светлым тоном, — охрой с белилами, — делаются тонкие черточки: это — «насечки»; после этого начинают «плавить». Светлые места, как то: лоб, щеки и нос покрываются жидким желтоватым «колером», только в местах тени остается «санкирь». Это — «первая охра». К просохнувшей «плавке» делают «подбивку», то есть составляют краску по цвету среднюю между «санкирем» и «первой плавью» и жидко подбивают — смягчают — переход «первой охры» к «санкирю». Если характером стиля нужно «подрумянить», то это делается вслед за «подбивкой» жидким тоном киновари или мумии с охрой.

Места, где должны быть волосы, тоже «плавятся» — тоном, соответствующим цвету волос святого; это называется «ревтью». Все эти приемы служат тому, чтобы лучше выделить света и полутоны. Можно сказать, здесь по-своему делается «прокладка», «лепка». После «насечек», «первой охры» и «подрумяниванья» лицо или голова и руки — имеют пестрый вид. Чтобы сделать все это мягче, кладется «плавью» же — жидко — вторая охра, которая делается несколько светлей первой; эта вторая «плавь», покрывая первую «плавь», «подрумяна» и часть «подбивки», дает лицу более спокойный и колоритный тон.

Несмотря, однако, на эту «плавку», «отметки» — «насечки» на местах бликов, сделанных по «санкирю», видны; по ним накладываются «плавью» же не очень широкие света; эти света затем, когда высохнут, «приправляются», то есть жидко притушевываются ко «второй охре». То же делается с руками и ногами. После всего сказанного лицо и проч. имеют более или менее рельефный вид, но положенные краски не совсем мягко соединяются одна с другой; а так как в иконописи требуются, в данном случае, незаметные переходы от тона к тону, то мастер приступает к отделке лица — к «отборке», заключающейся в том, что он очень тонкими штрихами начинает смягчать — «отбирать», — что не удалось смягчить «плавью». Светлые места тоже «забираются», но более светлой краской, отчего они делаются еще отчетливее.

После этого части лица снова «описываются» — обрисовываются соответствующим тоном, а на бликах делаются «насечки» — черточки, — что выражает самые сильные блики. Волосы «расчерчиваются» тонко, иногда в два-три тона. На некоторых иконах древнего стиля волосы, например, у Христа, «чертятся» «твореным золотом». Только после такой длинной, кропотливой работы лицо и руки готовы, делаются надлежащие надписи, и икона написана.

Чтобы придать краскам свежесть и надолго предохранить их от влияния сырости и вообще от порчи — икона покрывается не лаком, а олифой. Олифой обыкновенно называются вареное конопляное масло; но его не надо смешивать с олифой, которой «олифятся» иконы. Дело в том, что хотя последняя в сущности не что иное, как вареное масло, но чтобы сделать его пригодным для целей иконописи, его нужно приготовить. Делается олифа так: в большой горшок наливается вареное конопляное масло, на дно горшка спускают для «сушки» толченые свинцовые белила, завернутые в чистую тряпочку и завязанные. Это — «гнездо». Горшок накрывается и ставится в печь после истопки «томиться» в продолжение нескольких дней; после этого содержимое горшка делается гуще. Им-то и «олифятся» иконы.

Не безынтересно познакомиться с процессом «олифки». Это делается так: готовую икону жирно намазывают олифой и кладут в такое место, где и сухо, и нет пыли; через полчаса или ранее олифу на иконе «равняют» — проводят ладонью по иконе, на которой местами олифа впиталась в краску и «левкас»; спустя час-полтора, смотря по температуре, в которой лежит икона, олифа на ней «встает», то есть густеет; тогда ее «снимают». Разровняв опять ладонью уже очень сгустившуюся олифу, начинают «сгонять» ее, очищая ладонь столовым ножом, на котором от этого собирается густая масса олифы — «снимки», как их называют иконописцы. На иконе оставляется небольшое, ровное количество олифы. Затем она кладется на старое место, а через 10-15 минут олифу на ней «фикают» — быстро, слегка касаясь поверхности иконы, проводят ладонью. Это делает олифу совсем ровной и блестящей. Икона «заолифлена»; спустя сутки олифа совсем засыхает. Если находят икону недостаточно блестящей, то олифку повторяют.

Этот способ покрытия живописи можно считать самым надежным в смысле сохранения иконы; я никогда не встречал потрескавшейся живописи на покрытых олифой иконах. Предположение некоторых художников, что так называемые прерафаэлиты писали яичными красками, по-моему, очень близко к истине. Я сам, будучи за границей и внимательно рассматривая эти произведения, вынес почти такое же впечатление. В местах, где соединяются тона, ясно видны штрихи, что возможно сделать лишь яичным составом или тождественным с ним. На картинах есть места, на которых осталось нечто, напоминающее олифу; хотя, с другой стороны, трудно допустить, чтобы слой олифы мог удержаться видимым до нашего времени. Говорю этб на том основании, что мне приходилось видеть старые иконы, несомненно покрытые в свое время олифой, с очень слабыми наружными ее признаками. Особенно скоро выцветает олифа там, где больше было положено краски; в этом легко можно убедиться, посмотрев старые иконы, писаные «из яйца». Однако это ничуть не изменяет моего мнения относительно родства техники прерафаэлитов с нашей древней иконописью. Единственный недостаток олифы — это то, что она несколько изменяет краски, придавая им желтоватый тон; но в иконописи это не может считаться важным, потому что здесь и весь общий тон обыкновенно желтоватый. Однако я думаю, что если олифу поставить на продолжительное время в прозрачном сосуде на солнце, то она, несомненно, будет светлой. Но это не практиковалось за ненадобностью.

Необходимо сказать несколько слов о том, как производится позолота на «олифу»; делается это так: когда «олифа» на иконе хорошо просохнет, так что «отлип» от нее будет небольшой, около тех мест, где будет положена позолота, «обкрывают» мелом, разведенным в ложке на воде, с прибавкой некоторой доли яичного белку, который у иконописца всегда имеется, сохраняясь в заткнутой бутылке. Белок прибавляется для того, чтобы меловая краска, высохнув, не стиралась во время позолоты. Когда «обкрышка» просохнет, делают позолоту, накладывая при помощи «лапки» листовое сусальное золото и приглаживая его чистой ватой. По окончании позолоты, с помощью мягкой греческой губки смывают чистой водой мел — «обкрышку» и «вытрепывают», то есть, слегка прикладывая сложенное в ком чистое полотенце, высушивают оставшиеся от губки капельки воды на золоте. Позолота на «олифу» моется водой; позолоту на полимент мыть нельзя, если она не покрыта олифой или лаком. Нужно заметить, что когда на «олифе» большой «отлип», золотить нельзя, так как золото «потонет», то есть будет иметь тусклый пятнистый вид.

Считаю нужным сказать о некоторых характерных особенностях в иконописи; так, например, на древних иконах в глазах на ликах святых не делаются слезники; поэтому на всех иконах, пишущихся в древнем стиле, они считаются недопустимыми. На таких лицах глаза пишутся только верхней и нижней веками, конечно, без ресниц. Глаза со слезниками — с «лузгами», как их называют иконописцы, пишутся только на иконах более позднего времени, а также на «фряжских» — это уже другой стиль, где отразилось влияние Запада и которые, как известно, появились главным образом вместе с реформами Петра Великого.

Техника «фряжского» письма точно такая же, как и при писании икон в древнем стиле. Самый же характер живописи, в смысле изображений одежд, лиц и аксессуаров, — другой; на иконах этого стиля мы видим более свободный и разнообразный подбор красок; в рисунке фигур и складок одежд, в позах — наблюдается стремление к более натуральному виду; оживление одежд золотом делается не в «перо», а в «бликовку», то есть на самых освещенных складках блики усиливаются «твореным» золотом; различные украшения, парча — все это делается сообразно с освещением и формой. Значительно позднее развивался особый, в техническом смысле, род иконописи, который существует и теперь. Иконы этого стиля, если можно так выразиться, писались и пишутся масляной краской, в совершенно ином духе, чем иконы древние и даже «фряжские»; в них замечается стремление к цветности и претензия на натуру; так как такого рода живопись икон часто не отвечает, так сказать, религиозному настроению заказчиков, то ее подвергают некоторой отделке красками на яичном желтке — из «яйца». Лица святых на таких иконах иконописцем «отбираются» по той подготовке, которая сделана масляной краской, и «расчерчиваются» волосы; одежды «бликуются» твореным золотом, иногда кладутся пробела в «перо»; парчи и украшения часто по твореному золоту бликуются золотом на «гульфабру» — желтую масляную краску, позолота на которой блестит ярче, нежели твореное золото. Таким образом икона до некоторой степени видоизменяется. В последние 10-15 лет на этом роде иконописи, как и на стенописи, отразилось влияние прекрасных художественных образцов В. М. Васнецова и М. В. Нестерова, находящихся главным образом в Киевском Владимирском соборе, благодаря чему родные храмы стали украшаться такими иконами и стенописью, в которых вместе с художественной обработкой чувствуется древнеиконописный стиль.

В заключение необходимо упомянуть о том, как обыкновенно производится поправка и реставрация древних икон и вообще всех, писаных по «левкасу» яичными красками. От времени, от условий места, где находилась икона, — она, разумеется, подвергается порче; живопись покрывается целым слоем пыли и копоти, «левкас» местами отстает от доски или трескается, образуя вздутости — «чижики», как это называют иконописцы; нередко самые доски, на которых написаны иконы, так разрушаются древесным червем, что при неосторожном толчке могут развалиться на несколько частей. На все это долгий опыт выработал такие способы, которые до известной степени помогают восстановить разрушенное временем.

Всякая икона, подлежащая исправлению, вначале реставрируется. Я не берусь дать точный рецепт для реставрации, считая это невозможным; здесь прежде всего должна быть осторожность; на одной и той же иконе необходимо понемногу испробовать «промывку» всеми известными для этой цели жидкостями: нашатырным спиртом, винным спиртом, тем и другим вместе, мыльной щелочью и т. д. Я видел, как производилась «промывка» нашатырным спиртом, мыльной щелочью и винным спиртом икон, предварительно смазанных подсолнечным маслом, — и результаты были очень хорошие. После промывки отвалившийся левкас, если это место фона, выковыривается, если же это на самой живописи, — то по возможности подклеивается; в этом случае «серпянка» оказывает большую услугу: ее вместе с живописью подклеить очень легко. Оставшиеся трещинки подмазываются «левкасом», а затем «зачищаются» — делаются вровень со старой живописью, вся икона протирается яичным белком, после чего приступают к заправке пятен способом, изложенным мною ранее. В случае, когда самая доска грозит разрушением, поступают так: на лицевую сторону иконы — на живопись — наклеивают очень толстый слой бумаги; когда последняя высохнет — доску с обратной стороны осторожно сострагивают до «левкаса», который держится на слое бумаги. Оставшийся слой «левкаса» наклеивают на новую доску и, когда наклейка хорошо просохнет, смывают бумагу и приступают к реставрации и т. д.

Вот, в главных чертах, все, что мне известно из личного опыта. Смею думать, что интересующиеся этим вопросом могут вынести из всего сказанного о нем довольно ясное представление; если я не ошибусь в своих предположениях, — то с особенным удовольствием буду считать цель свою достигнутой.

1913
Журнал «Светильник». 1913, № 1.

Из библиотеки Несусвета

Приводится по: сост. А. Н. Стрижев Богословие Образа. Икона и иконописцы. Антология. М.: "Паломникъ", 2002 г., 464 с. ISBN 5-87468-161-2, с 289-303

Иосиф Волоцкий. ПОСЛАНИЕ ИКОНОПИСЦУ И ТРИ "СЛОВА" О ПОЧИТАНИИ СВЯТЫХ ИКОН. /Философия русского религиозного искусства XVI-XX вв/

Яндекс.Метрика

Иосиф Волоцкий. ПОСЛАНИЕ ИКОНОПИСЦУ И ТРИ "СЛОВА" О ПОЧИТАНИИ СВЯТЫХ ИКОН. /Философия русского религиозного искусства XVI-XX вв/

ВЫШЕ НАЗАД СОДЕРЖАНИЕ ДАЛЕЕ ПОСЛАНИЕ ИКОНОПИСЦУ И ТРИ "СЛОВА" О ПОЧИТАНИИ СВЯТЫХ ИКОН. Иосиф Волоцкий.

Из сборника "Философия русского религиозного искусства XVI-XX вв. Антология."

В иконе раскрылся и определился собственный лик Православия. Догмат иконопочитания нерушимо связан в церковном сознании с учением о Боговоплощении. Через икону Православие утвердило себя не как отвлеченно-рассудочная или мистическимечтательная доктрина, но как зримо-явленная Истина, пред лицом которой немотствует беспокойная мысль.

Подобает ти ведати, възлюбленный и духовный мой брате, яко сказание от божественых писаний, еже послах иже по Бозе твоей любви того ради, понеже множицею глагола ми о сем, и от многа времени требуеши от мене худаго слышати слово, в душевную тебе поспевающее ползу, и памяти ради моего недостоинства, яко да и по смерти моей поминаеши мое окаанство. Но не яко же ты мниши, възлюбленне, мы силни есмы в делех и словесех; веси убо немощь мою, и удобна тебе худость моа; но яко не просиши от мене успокоевающее плоть, но к спасению душевнаго устроенна, сего ради забых свою худость и неразумие, поминая твою веру и усръдие и еже о блазем тъщание, и повеленнаа тобою съверших. Дръзнух написати и послати твоему боголюбию твоего чаяниа недостойно, нашея же крепости не хужьдши.

Но обаче, яко же мню, нынешнему времени подобно, яко ныне паче мнози лестьци изыдоша в мир, новгородскых глаголю еретиков, глаголющих, яко не подобает покланятися иже от рук человеческых сътворенным вещем, сиречь всечестным иконам, и честному и животворящему кресту, и прочим божественым и освященным вещем, их же Господь наш освяти и прослави в новей благодати и в ветхом законе. И тебе же ключимо сие написание того ради, яко самому ти началохудожнику сущу божественых и честных икон живописанию.

На три же слова того ради положих, яко первое слово потребно есть, еже с еретикы претися, глаголющими, яко не подобает покланятися рукотворению. В том бо изъявится божественными писаньми в ветхом законе от пророк же и от праведных, яко и тогда поклоняахуся рукотворению, сиречь, церкви, яже тогда нарицаашеся скиния, еще же и Соломонове церкви, и иже в них честейшем вещем, их же сам Бог повеле в славу свою сътворити. Второе же слово всякому христианину потребно есть, паче же не имеющим многых книг, или не ведущим божественных писаний, в том бо изъявится божественными писанми новаго закона, от апостол же и святитель и преподобных и богоносных отец наших, како и которыя ради вины подобаеть покланятися святым иконам и честному и животворящему кресту, и святому евангелию и пречистым и божественым тайнам и освященным съсудом; в них же божествена таинъства съвръшаются, и святым мощем и божественым церквам. Потом же вкратце написах, како и которыя ради вины подобаеть поклонятися друг другу и какой которыя ради вины подобает царем, и князем покланятися, и како подобаеть ныне в новем законе Господу Богу поклонятися и тому единому послужити. Третие слово на еретиков, глаголющих, яко не подобаеть писати на святых иконах Святую и Единосущную Троицу: Авраам, рече, видел есть Бога со двема аггелома, а не Троицу. Зде же имать сказание от божественных писаний, яко Авраам виде Святую Троицу, и яко подобаеть християном писати на всечестных иконах Святую и Животворящую Троицу. Обаче да весть твое боголюбие, яко не моея мысли суть сиа, но от многых божественых писания избрах, и в малех многаа съвокупив, тебе послах. Вем бо, яко не имаши ты у себе многых книг.

Ты же сиа благоразумие прочитай и о моей худости владыце Христу помолися, и яко же обещася, и по смерти моей не забуди, яко лета уже к старости приближишася и смертная чаша былиа растворена уготовляется. Пити же ея с извещением сладко, без извещениа же горчайши пелыня есть. Сего бо ради и святой пророк Давид молится, глаголя: услыши молитву мою, Господи, и моление мое вънуши, слез моих не премлъчиши, яко преселник от тебе, пришлець, яко же вси отци мои. Ослаби ми извещением, да почиюа. Извещение же без очищения душевнаго не бываеть, очищение же без слез не бываеть, слезы же в мятежи не бывають, понеже мятежь помрачаеть ум и не оставляеть его зрети своя съгрешениа. От сего приходить человек в обычай небрежения и невниманиа; небрежению же и невниманию вся страсти последують. Сии путь в лености живших; сие съкровище во мне съкровенно. Сего ради боюся и трепещу, еже пити смертныя чаша; приидет бо на мя, приидеть, и убегнути не могу. И аще въздушный и мирскый князь темный и помраченый обрящеть безакониа моя и обличить, истинно въсплакатися имам неполезно. Раб бо, уведев волю господина своего, и не уготовав, ни сътворив по воли его, биен будет много. А иже Христа ради по вся дни пиють смертную чашу слезами и злостраданием, сим чаша смертнаа небеснаа врачебница бывает, и пиють ея сладчайши меда и сота. Понеже былие смертъное здравие душевное предуготовляеть в нетленнем веце. Якоже он благоговейный инок, иже въсхоте врачевати своя грехы в тленнем семь веце, прииде к некоему и велику и духовному врачю: «Имаши ли,- рече,- у себя былие, иже можеть грехы исцелити?» И рече врачь: «Ей, честный отче!» Отвеща же инок: «И какова суть былиа она?» И рече к нему врачь: «Възыди на гору, сиречь, в пустыню, възми корень духовный, еже есть Христа ради нищета и худость, и събери си листвие, еже есть алчьба и жажда, и приими миро ливаново, еже есть смирение и страх божий, и другое миро индийское валан, еже есть целомудрие и чистота, и миро халван, еже есть болящим служение, и еже от них бываемыя о тебе теплыя молитвы. И истолъци все вкупе в ступе послушаниа, подсей их ситом - твоим чистым и благым житием, и вложи их в чистый горнець в себе, и влей в него воду духовныя любве, и вжигай пламень божественаго желанна под горнецемь сердца твоего, и егда свариши их добре, вычерпи их лжицею, твоею тихостию и безмолвием, и вкуси их духовными обычаи и не възвратися въспять в вся дни живота своего»б.

Такова суть былия, еже грехы исцеляютъ! Помолим же ся и мы, еже и нашим душам напитатися таковаго врачеваниа молитвами Пречистыя Богородица и всех святых. Аминь.

Слово на новоявлыиююся ересь новогородскых еретиков, глаголющих, яко не подобаеть кланятися иже от рук человечьскых сътвореным вещем. Зде же имать сведетельство от божественых писаний, яко и в ветхом законе покланяхуся иже от рук человечьскых сътвореным вещем, их же Господь Бог повелел есть в славу свою сътворити: ныне же паче подобаеть покланятися иже от рук человечьскых сътвореным вещем, сиречь святым иконам и честному и животворящему кресту и прочим божественымь и освященым вещем, их же повеле Господь Бог нашь Иисус Христос в славу свою творити.

Мнози убо от еретичьствующих, паче же иже ныне в роде нашем, прельстившимся новогородцкых еретиков, иже безумие и неистовне немало божественую и апостольскую церковь смутиша, и многа вносяща жидовьскаа учениа. Ныне же о едином речем, иже они обносими лютою ересию глаголють, яко не подобаеть покланятися плотьскому смотрению, иже нас ради въчеловечшася Бога Слова, ради иконнаго въображениа образу Господа нашего Иисуса Христа, и пречистыя Богородица и всех святых, и честному и животворящему кресту, и божественому еуангелию, и святым и животворящим Христовым тайнам, и освященным съсудом, в них же божественаа таинства съвръшаются, и честным святых мощем, и божественым церквам (...)

Прежде убо подобает разумети, что есть икона, и что есть идол, многа убо и неизреченна разделениа и различениа имуть святыя иконы, их же мы христиане почитаем, от скверных идол, их же еллини почитаху: божественых бо икон и пръвообразное свято есть и честно, идольскае же пръвообразное сквернейша суть и нечиста и бесовскаа изъбретениа. Аще ли же иконы подобна суть идолом, то и скиниа, юже сътвори Моиси, и церков, юже създа Соломон, подобии суть идольскым церквам, и жрътвы, иже в них бываху, подобии суть еллиньским жрътвам, иже идолом приношаху, и ковчег, в нем же скрижали завета и прочаа подобна есть твоему ковчегу, в нем же имаши домовныя потребы, и жезл Ааронов прозябший подобен твоему жезлу, им же подъпираешися, и свещник златый и седмосветлый подобен есть твоему светилнику, иже в дому твоем вжигаеши. Аще убо сиа подобна суть, подобии суть и святыя иконы. Но никако же нимало! Но почитаеши сиа того ради, яко благодать Божиа изволи теми приходити. Тем же образом и ныне благоизволи благодать Божиа святых ради икон, и честнаго и животворящаго креста, и прочих божественых и освященных вещей к нам приходити. И яко же при Нои можаше Бог и без ковчега спасти Ноя, вся бо тому възможна. Но яко же Ною бездушьною и рукотвореною вещию устрой спасение, тако и нам бездушными сими божествеными вещми сътвори спасение. Тако же и еурея можаше Бог и без медныя змиа спасти от змиина угрызения, но изволи своими неизреченными судбами медною змиею от смерти избавити, тако и нам ныне Господь Бог нашь видимых сих ради святых икон и прочих божественых вещей мыслено спасение сътвори. Аще и бездушии суть и рукотворени, тако потопа греховнаго и умнаго угрызениа змиина избавльшеся въчеловечениа ради Божиа слова.

И аще убо в Ветхом законе покланяхуся иже от рук человечьскых сътвореной церкви, и прочим божественым вещем, иже сам Бог повеле в славу свою сътворити, то колико паче ныне подобаеть в новей благодати почитати и покланятися иже от рук человеческых написаному на иконе образу Господа нашего Иисуса Христа. Тако бо и сам повеле и на плащаници въобрази, яко же Исайа пророк глаголеть: «В дни оны станеть в Египте олтарь Господеви, и образ его на олтари станеть»в. Потом же святии апостоли повелеша святому апостолу и еуангелисту Луце написати на иконе пречистый Его образ и покланятися обожественному Его человечству и на небеса възнесшуся. Тако ж и пречистыя Его Матере, иже въистинну Богородица сущи, написа святый апостол и еуангелист Лука. Тако же и честному и животворящему кресту и святому еуангелию, и пречистым божиим тайнам, и освященным съсудом, в них же божественаа таинъства съвършаются, и честным святым мощем, и божественым церквам покланятися и почитати подобаеть. Тако же подобаеть писати на святых иконах и образы святых пророкь же и апостол, мученик же и святитель и всех святых почитати же и покланятися.

Сказание от божественых писаний, како и которыа ради вины подобаеть христианом покланятися и почитати божестъвеныа иконы и честный и животворящий крест Христов, и святое еуангелие, и пречистыя божиа тайны, и освященныя съсуды, в них же божественыа таиньства съвръшаються, и честныа святых мощи, и божестъвеныа церкви, еще же и како подобает покланятися друг другу, и како подобает покланятися и служити царю или князю, и како подобаеть Господу Богу ныне покланяти и тому единому послужити.

Подобает ведати, яко всякому христианину достоить писати на всечестных и божестъвных иконах и на стенах и на священных съсудех Святую Троицю единосущную и неразделную и неслианную, и покланятися с страхом и трепетом верою же и любовию, божественому и пречистому оному подобию, желанием бесчисленым и рачением любезным целовати. Того ради, яже бо невъзможна есть нам зрети телесныма очима, сих съзерцаем духовне ради иконнаго въображениа. Аще бо и неописаиа есть божеством Святая и Всемогущаа и Животворящаа Троица, но обаче многыми образы богогласнии и всечестьнии пророци же и праведницы о той прорекоша; Аврааму же чювствено и в человечьстемь подобии явися. И яко же явитися благоизволи, сице и описоватися повеле. И от вещнаго сего зрака възлетаеть ум наш и мысль к божестъвеному желанию и любви, не вещь чтуще, но вид и зрак красоты божестъвенаго оного изъображениа. И таковаго ради изображениа трисвятая песнь Трисвятей и Единосущней и Животворящей Троици на земли приносится, понеже почесть иконная на первообразное преходит. И не тъкмо ныне освещаемся и просвещаемся Духом Святым сего ради, но и в будущем веце мзду велию же неизреченную приимем, егда телеса святых паче солнечныа светлости просветятся, иже ради иконнаго въображениа любовне почитають и целують едино существо божества в триех образных съставех и молятся пречистому оному и божественому подобргю Святыа и Животворящиа Троица.

Тако же и подобно тому достоить писати же и въображати пречистый и богочеловечьный образ Господа нашего Иисуса Христа, поклонятися и облобызати того ради, понеже убо безначалный и присносущный и невещественый и неосязаемый, царьствуяй, живый Сын и Слово Божие и Бог нашь, иже небо измеривый пядию, землю съдръжа дланию, прьст взем от земля и създа человека рукою по образу своему и по подобию, и своего разума сподобив, неизреченными райскыми добротами наслажатися подаст, и сущим всем царя постави, таже прехищрена бывша змиемь, низпадша в грех и греха ради в смерть, не презре; видев род человечь погибающь, сниде с небес благоволениемь Отца присносущна и съдейством Духа Святого, и вниде в чрево девици Марии, и въсиа свет истинный в утробе ея. И той свет за семя плоть бысть и родися, и Бог сый человек бысть, знаменми и чюдесы и различными силами величьство своеа силы и божества показуя нам. Та же апостолы посла на отгнание злобы и научение добродетели, и устремление греха прещенми пресече, и благых усръдие обетованми въздвиже, немощи наша въсприат и недуги понесе, и о нас уязвен быть, безчестнейшую подъят смеръть, въскресе же и на небеса възнесеся, остави нам незабытныа памяти знамение имети житиа своего на земли, уповающимь на нь, да не ветхостию времене и забвениа глубинами добраа помрачатся. Сего ради боговиднаго и пречистаго образа его начрътаем собьства, на божество его невещественое ум того ради възносяще, иже сый сиание славы отчя и образ състава его, нося же всяческаа глаголом силы своеа, сам благоизволи сему всечестному и достохвалному делу быти, егда на плащаници въобрази пречестый свои образ единемь точию прикосновением, и сего посла к Авгаруг, на одре в недузе многа лета слежащу, иже точию прикоснуся ему, здрав быть. И се видевше самовидци божествении ученици и апостоли его, написаша пречистый его образ, яко же видеша, и в древняя роды предаша писати и покланятися и почитати. И многа неизреченна быша чюдеса и знамениа, и болящим исцелениа от пречистаго его подобна, и даже до ныне бывают. И яко же плоть въсприат от пречистыа его Матере, аще и тленна и мертвена бысть преж въскресениа, но божество от нея неразлучно бысть никогда же ни в утробе, ни на кресте, ни в гробе, тако и пречистый его образ, аще и от тленных вещей устрояется, но отнелиже въбразится от каковы вещи, оттоле божество его неразлучно пребываеть от него.

Сего ради подобает нам образ его, еже на иконе, почитати и поклонятися яко самому оному, а не иному; не мнети же, яко в божестъвеное его существо прелагается пречистый его образ: божиаго бо существа невъзможно видети ни ангелом, ни человекомь; ниже мнети, яко се есть Христос в плоти: Христос бо неописан по божеству, и немощно есть ныне того зрети, разве егда приидет второе его пришествие; но яко се есть образ его по человечьству. И сего ради им же нравом образу честнаго и животворящего креста и святому еуангелию и святым божиим тайнам кажения и свещи и поклонение приносим, и почесть сим творяще; тако и пречистому и всечестному его образу почесть въздати и любовию покланятися, и честным целованиемь, страхом и трепетом, всечестне же и верне, ибо Бог быв неописан, человекь быти описан нас ради сподобися, въспоминающе же пръвообразное его. Се бо почесть иконная на пръвообразное въсходит, и в иконах и иконами почитается и поклоняется истинна.

Тако же и пречистыа владычица нашеа Богородица пречистый образ повелеша святии апостоли и божествении отци на святых иконах писати и покланятися того ради, яко и от пророк и апостол и от всех праведных духов сведетельствуема, яко въистинну Богородица сущи, и яко чиста душею и телом Еммануила породи нетленна, и яко аще не бы чистое се и всенепорочное обрелося приателище божества, не бы спаслася всяка плоть, и яко всяка слава и честь и святыни, от самого того перваго Адама даже до скончания века, пророком и апостолом, и мучеником и праведником, и преподобным и смереным сердцем, тоя ради единоя Богородица Мариа бысть, и бывает, и будет. Икону же ея почитати и поклонятися, яко же самой оной, а не иной: егда бо божественный апостол Лука написа на дъсце начрътание пречистыа владычица и Богородица, принесе же госпожи и всех царици, она же очи свои възложившу на ту и глагола благоговейне и с властию: благодать моя с тою. И бысть слово дело, и чюдеса и знамениа и тмы чюдотворениа быша от пречистыа иконы от того часа и до ныне, идеже аще въобразиться пречистый ея образ, тамо и благодать ея приходить пречестно сдействующи иконе Божиа Матере. Прибегающи же присно к пречистей сея иконе, тою бо обретаем вся благая ныне, и живота конець добре и непостыден, и иже по въздуху бесов рук и зрак тоя ради не узрим, и избежим дръжащих наша рукописаниа съгрешениа. И яко же въздушнаго дыханиа, призываниа ея требуемь, яко же бо Сын ея и Бог везде есть и вся исполняет, сице и сиа непреоделнаго Бога Мати, всем призывающим имя ея, борзейши, нежели скорость молниа приходящи. И яко убо божество Сына ея Иисуса Христа от естества отча, плоть же его от естества приснодевыа того Матере, яко же быти ему Сыну Божию, и Сыну Мариину и единосущну Отцю, и единосущну Матери, за самое то спасение мира, ея же ради бысть с нами Бог (...)

Слово на ересь новоградскых еретиков, глаголющих, яко не подобает писати на иконахь Святую и Единосущную Троицю: Авраам бо, рече, видел есть Бога с двема аггелома, а не Троицу. Зде же имать сказание от божественых писаний, яко Авраам виде Святую Троицу, и яко подобаеть христианом писати на всечестных иконах Святую и Животворящую Троицу.

Подобает ведати, яко вся убо заповеди Господа нашего Иисуса Христа дивна суть и полезна, понеже спасениа ради нашего речена суть; не хощет бо смерти грешнику, но всех хощеть спасти и в разум истинный привести, овех убо собою, овех же святыми пророкы и апостолы, и святыми и преподобными отци и учители вселеныя. Враг же нашь дьявол не престаеть всегда искый кого поглотити и от праваго пути отвести. Начен убо от Адама даже доселе, и многы прельсти, овех научи идолом покланятися, овех же убийству и прелюбодеянию и прочим грехом, овех же еретичеству, иже есть всех грехов злейше, и всякаго безакониа сквернейше. Яко же и ныне се мнози пострадаша, и многа развращенна и буесловиа изглаголаша, и в многы ереси впадоша, ибо развращенно протлъковаша многа от божествных писаний, того ради от непорочныя християнскыя веры в жидовъство отступиша: Алексея глаголю протопопа и иже единомудръствующих с ним, иже прежде в Велицем Новегороде, потом же в многыя грады и места разсеевше жидовъское учение, и божественаа писания развратиша к своей погыбели. От них же ныне о едином речем, еже они зле мудръствують, яко не подобаеть, глаголють, живописати на честных иконах Святую и Животворящую Троицу: Авраам бо, глаголють, прият и учреди Бога с двема аггелома, а не Троицу. Обычай бо им есть вся божественнаа писания развратити и по своей ереси глаголати, тех бо дьявол на помощь себе обрете, яко ж Июду на распятии Господни.

Мы же обаче и не от себе умысливше, но от древних и божественых и пророческых писаний речем к ним, и увемы, яко Авраам виде Бога в триех лицех, сиречь Отца и Сына и Святаго Духа, глаголеть бо великый Моисей: «Яви же ся Аврааму Бог у дуба мамврийскаго»д. Зри, что глаголеть: «Яви же ся Аврааму Бог», и како не рекл есть: «Яви же ся Аврааму Бог с двема аггелома», но о Бозе сказа, о аггелех же умолча. Явствено же есть всем прочитающим божественаа писаниа, яко многа убо суть божественнаа явленна к святым, но егда является един Бог, тогда и писание глаголеть тако, егда же с аггелы, тогда и писание глаголеть тако. Явися убо Ноеви Бог един; явися и Аврааму многажды един; яви же ся и Моисею многажды един; тако и писание сведетельствуеть. Егда же явися Иакову на лествици с аггелы, и Исаи на престоле седя и серафимы предстояще ему, и Даниилу яко Ветхый Деньми, и тмы тмами предстояху ему; се тако и писание глаголеть. Зде же писание не сведетельствуеть, яко явися Аврааму Бог с двема аггелома, но что глаголеть? «Яви же ся Аврааму Бог, и възрев очима своима виде три мужи стояща верху его, и притече к ним, и поклонися до земля и рече: Господи, аще обрел есмь благодать пред Тобою, и не мини раба своего, да ся принесеть вода, да омыются ногы ваша, и да принесутся хлебы, да ясте. И рече жене своей Сарре: подвижися, смеси три спуды мукы чисты. А сам поим отрока, тече в стадо и взя телець избран, приведе и уготова. И взя масло и мед и млеко и постави пред ними, и ядоша, сам же стояше пред ними»е. Они же седяще вси три в едином месте, равни славою, равни честию, и ни един вящши, ниже менши, равно и послужение, равно и поклоняние от Авраама прияша. И аще бы Бог был с двема аггелома, то како бы дръзнули аггели съпрестолни быти Богу? Нигде же бо во писаниих обрящеши, яко аггели съпрестолници быша Богу когда, но спрестолен есть Отцу Сын и Святый Дух, яко же сведетельствують божественаа писаниа, ветхаа же и новаа (...)

Но да видим убо и таинъство последующее сим. Яко же убо неизреченна и непостижима Святаа Троица, тако и Аврааму явися неизреченно и непостижимо и несказанно. И како убо Авраам, яко к единем и к тем же, овогда яко к трема, овогда же яко к единому глаголеть, еже бо рещи: «Господи, аще обрел есмь благодать пред Тобою», къ единому глаголеть, а еже: «Да омыются нози ваши» к трема глаголеть. И се убо речеся не просто от Авраама, но еже убо триех видети, а единем Господем нарицати, се единъство божества являеть, а еже к трем глаголеть, се являет, яко трисъставно и три лично есть божество. Но виждь ми таиньство велие и преславно, еже благоизволи Бог в дому Авраамли тогда сътворити. Прежде бо яви ему Святыя Троица таиньство. Та ж и яде у него, хотя ему дати обеты благы, Исаково рождение в старости, еже проявляеть Спасово бессменное рождение. Вся бо сиа неизреченна и выше естества, и еже Богу в человечьском подобии быти, и бесплотному ясти, и еже неплодней в старости родити, и девей без мужа зачати и без истлениа родити: иде же бо прииде, иже выше естества, Бог, тамо вся выше естества, еже от вещей бывають. Пакы же глаголеть писание: «Рече же к нему Господь: где есть Сарра жена твоя? Авраам же рече: в сени. Рече же к нему Господь, по времени сем в чясе родить сын Сарра жена твоя»ж. Ведяще же убо Авраам, яко прежде сего Бог обещася ему, глаголя: «Сара жена твоя, не наречется имя ей Сара, но Сарра будет имя ей, и дамь тебе от нее чадо»з. И како бы убо не познал Авраам, яко Богъ есть явлейся, иже тогда обещася дати ему чадо, ныне же съвръши, еже обеща, аще бо и благоволи Святаа и Единосущнаа Троица в образе человечи явитися Аврааму, но въскоре подасть ему разумети свое божество и силу. Пакы же глаголеть: «И въставши три мужи прямо лици к Содому и доста; Авраам же идяше с ними, проводя их. И глагола к нему Господь: не потаю аз от Авраама, раба своего, еже творю»и. И который странник, иже в худе образе, ниже въинства, ниже слугы предстояща имея, могл бы Авраама рабом нарещи, имущаго многы рабы и многа богатства? И пакы глаголеть писание: «Авраам же будет в язык велик и мног, и благословятся о нем вси языци земстии»к. Се зде явися Аврааму известно, яко Богъ есть явлейся, иже прежде к нему глаголавый: «Благословятся о тебе вси языци земнии». И ныне той же Бог такоже глаголя: «Благословятся о тебе вси языци земнии». Како убо Авраам уже известно уведе, яко се не человеци, но Бог есть явлейся, и равно трем послужи, и равно трех почте, и равно трем нозе омы. Не известно ли се есть и истинно, яко Святаа и Единосущнаа и Животворящаа Троица яви свое таиньство своему угоднику Аврааму, яко едина та есть и три, едина убо божеством и едина существом, три ж имать лица и три съставы. Глаголеть же писание по сем: «И приидоша в Содом, отидеже Господь, яко преста глаголя к Аврааму, и два аггела отидоша в Содом»л. Виждь, яко един Бог Отець отиде, а два в Содом посылаеть, сиречь Сына и Святаго Духам. Бога бо Отца послана никогда же никим же. Сын же самъ глаголеть о себе: «Пославый мя Отець, той мне рече»н. И о Святем Дусе Сын глаголеть: «Аще аз иду, иного утешителя послю вам от Отца»о. Понеже и в начале, егда человека въсхоте сътворити Отець, тогда Сына и Святаго Духа к създанию убеди, глаголя: «Сътворим человека»п. Егда же пакы восхоте раздрушити богоборный он събор, егда съгласишася създати столпьр, не без совета сего раздруши, но рекь Сыну и Святому Духу: «Приидите, съшедше, языкы их размесим»с. Тако и зде творить. Егда убо въсхоте потребити скверный он и нечистый и дръзосный и сверепый род и праведника от смерти избавити, и тогда Сына и Святого Духа посылает, яко да покажеть в всем Святыя Троица едину волю и едину власть и едино хотение. Яко убо о сих до зде.

Подобает же и о семь рещи ныне, яко мнози недоумеють о сем и глаголють: «Како святии и божествении отци и учителие наши пишють овогда, яко Святую Троицу приат Авраам, овогда же, яко Бога приат с двема аггелома, овогда же, три аггелы приат?» Сиа убо глаголы мнятся, яко съпротивны себе. Но не суть съпротивны, но и зело съгласны явятся и сведетельство имуще от божественых писаний, ветъхых же и новых. Глаголет убо великый Максим, яко всяко божествное писание, ветхое же и новое, о себе раздрешение не имат, аще не отци святии, божественым исплънени духомь, яко же легю есть, скажут тако, яко же пишет: многаа бо в писаниих видятся, яко съпротивляющеся друг другу, и овогда убо сице глаголють, овогда же инако. Се же бываеть от нашего нерассужеииа, или от преобидениа, или от презорьства, словеса же святых мужей не изменяются {...} Тако же, еже святии божествении отци наши рекоша о Святей и Животворящей Троици, съгласна обрящут, еже овогда глаголють, яко Авраам Святую Троицю приат, овогда же яко три аггелы приат, овогда же, яко Бога с двема аггелома приат. Глаголеть убо Иоанн Златаустый, яко Авраам изрядную любовь имяше к всем, сподобися приати Святую Троицу в кущу свою, и умы нозе Ея, и закла телець, и сътвори обед. И пакы той же глаголеть, яко убо Авраам страннолюбьствуя, Бога приат с аггелы. И пакы той же глаголеть: «Патриарх Авраам пред дверми седя, уловляше мимоходящаа, яко же бо рыболовь мрежю вверг в море извлачити рыбу, и извлечет злато или бисер, тако и сей ловя человекы, улови аггелы». Виждь что глаголет великый сей и равноапостольный муж: овогда глаголеть, яко Авраам Святую Троицю приат, овогда же, яко Бога приат з двема аггилома, овогда же глаголеть: аггелы приат. Подобие же тому и святый Иоан Дамаскын глаголеть: «Святаа и Единосущнаа Троица телесныма очима незрима, и како благоизволи в сени Авраамове учреждена быти», и пакы той же глаголеть: «Авраам, милуя нищих, съподобися Бога приати с двема аггелома». И святый Андрее Критьскый глаголеть: «У дуба Мамьврийскаго учреди патриарх аггелы». И святый Иосифь Песнописець глаголеть: «Видел еси, яко же мощно видети Святую Троицу и ту угостил еси, яко друг присный, преблаженне Аврааме!» И ина многа суть такова в божественых писаниих о сем, иже овогда убо глаголють, яко Авраам Бога приат с двема аггелома, овогда же глаголють: Святую Троицу приат, овогда же, яко три аггелы приат. И неразумеюще убо съкровенный разум в божественых писаниих, глаголють, яко не единогласуют в всем, но съпротивно себе глаголють. Но несть сего, ниже будеть! Но в всем зело едину мысль и един разум имуть. Но егда убо глаголють, яко Авраам Святую Троицу приат, се убо истинно и зело праведно, якоже и прежде речеся о сем в начале многажды в сем слове. Егда же глаголють, яко Бога с двема аггелома приат, или аггелы приат, и се зело истинно и праведно рекоша. Но сей глагол по премудрости речей бысть, и таиньство некое имат в себе, якоже глаголеть писание: «Тайна моя мне и моим»т. Свои же суть Богу святии. Сего ради святии божествении отци не от себе, но от божественых писаний въземше, тако бо писаниа глаголють, и нарицають Бога овогда аггела, овогда человека. Исайа убо пророк пророк глаголеть: «Отроча родися нам, и сын дасться нам, масло и мед снесть»у, се нарицает его человека. Егда же глаголет: «Нарицается имя его велика съвета аггел»ф, се наречет его аггела {...}

Примечания редактора

Послание традиционно приписывается преподобному Иосифу Волоцкому (1440-1516), хотя в нем есть прямые совпадения с текстом письма преподобного Нила Сорского († 1508). При известных расхождениях по проблемам внутрицерковной жизни оба подвижника были единомысленны в иных вероучительных вопросах и, согласно средневековым понятиям о «литературной собственности», свободно пользовались заимствованиями. Не исключено и соединение их текстов позднейшим редактором. По мнению Л. А. Успенского, разным авторам принадлежат и тексты 2-го и 3-го «слов».

Текст «Послания» и трех «слов» печатается по книге: Казакова Н.А., Лурье Я. С. Антифеодальные еретические движения на Руси XIV - начала XVI в. Л., 1955, с. 323-370. Введены прописные буквы в написания собственных имен Божиих и Богоматери, разночтения опущены. Текст «слов» представлен в извлечениях.

а Пс. 38, 13-14.

б Из описания картины «Аптека, врачующая грехи», написанной, по легенде, царем Федором Алексеевичем и хранившейся в московской церкви Иоанна Воина на Якиманке, следует, что она являлась прямой иллюстрацией данного места «Послания иконописцу». См.: Первухин Н. Г. О символизме в старой русской иконописи// Труды 3-го областного историкого-археологического съезда во Владимире. Владимир, 1909, с. 1-9 отд. пагин.

в Ис. 19,19.

г Эпизод из Жития преп. Феодора Студита.

д Быт. 18, 1.

е Быт. 18, 1-8.

ж Быт. 18, 9.

з Быт. 17, 15-16.

и Быт. 18, 17.

к Быт. 18, 18.

л Парафраз Быт. 18, 22.

м Наивность этого объяснения очевидна, но она свойственна всем истолкованиям «Гостеприимства Авраама» как явления Св. Троицы.

н Ин. 12, 49.

о Парафраз Ин. 16, 7.

п Быт. 1, 26.

р Вавилонскую башню.

с Быт. И, 7.

т Ближе всего: Лк. 8, 10.

у Соединение Ис. 9, 6, и Ис. 7, 15.

 

ф Ис. 9, 6.

В НАЧАЛО СТРАНИЦЫ

ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ

                   

                                                       

Благодать рождшагося от Мене, ради Мене, да будет с ними (иконами)".

Да и бесчисленные чудеса, совершенные и совершающиеся у святых икон

Господа и Богоматери и прочих святых, доказывают, что инонописание

есть дело угодное Богу. А посему все, занимающиеся им благоговейно и прилежно,

получают от Бога благодать и благословение; те же, которые занимаются им

неблагоговейно и небрежно, по корыстолюбию и любостяжательности,

пусть подумают об этом хорошенько, и пусть раскаются заблаговременно,

с трепетом вспоминая мучение сребролюбивого и единонравного с ними Иуды

в геенне огненной, от которой да избавимся молитвами Богородицы,

св. апостола Луки и всех святых.

Аминь.

 

                        

Иулиания (Мария Николаевна Соколова). Приложения. /Труд иконописца/

Яндекс.Метрика

 

Иулиания (Мария Николаевна Соколова). Приложения. /Труд иконописца/

 

 

 

 


 

ВЫШЕ

Приложения. /Труд иконописца/. Иулиания (Мария Николаевна Соколова).

 

Лик Спасителя, Его внешний вид по древнейшему документу

Древнейший документ, содержащий описание образа Спасителя, есть письмо Публия Лентула, бывшего во времена Октавия Августа проконсулом Иудеи. Вот перевод этого письма, посланного проконсулом римскому Сенату во время земной жизни Иисуса Христа.

"Великому и почтенному Сенату римскому сенатор Лентул, правящий Иудеею, желает здравия.

В настоящее время явился человек - Он и теперь жив - с высокими качествами, называющий себя Иисусом Христом. Народ говорит, что Он могущественный по своим деяниям пророк; ученики именуют Его Сыном Божиим. Он воскрешает мертвых и исцеляет от всякой болезни и расслабления. Этот человек высокого роста и строен. Его лицо строго и весьма выразительно, так что те, которые взирают на Него, не в состоянии не любить Его и вместе не бояться. Его русые волосы опускаются гладкими до низа ушей и оттуда падают волнистыми локонами на самые плечи; они разделены наверху головы, как у назареев. Чело гладкое и спокойное, лицо совершенно чистое. Щеки Его покрыты легким румянцем, с небольшой темновато-стью. Взгляд имеет приятный и открытый. Нос и рот весьма правильны. Борода довольно густая, небольшая, одинакового цвета с волосами головы, разделяется на две части на подбородке. Глаза голубые и чрезвычайно живые. В Нем заметно что-то грозное, когда Он делает выговор или упреки, между тем как кротость и ласковость сопутствуют всегда Его наставлениям и поучениям. Его лицо имеет удивительную приятность, соединенную с важностью. Его никогда не видели смеющимся, но видели плачущим. Стан Его стройный, руки длинные и красивые, плечи прекрасны. Речь Его величественная и плавная, но говорит Он, вообще, мало. Наконец, видев Его, нельзя не признаться, что это один из красивейших мужей".

Почти такое же описание внешности Спасителя делает греческий историк Никифор Каллист. "Его лицо, - пишет он, - было замечательно красотой и выразительностью... (Далее описание сходно с предыдущим.) Цвет Его лица был почти пшеничный, когда пшеница начинает поспевать. Его лицо было не кругло, не продолговато. Он много походил на Свою Матерь, особенно нижней частью лица. Степенность, благоразумие, кротость и постоянное милосердие выражались на Его лице... Словом, - заканчивает Никифор Каллист свое описание, - Он походил во всем на Свою Божественную и Непорочную Матерь..."

Эти описания вполне сходны с тем, что говорят о наружности Господа нашего Иисуса Христа видевшие Его Нерукотво-ренный образ на убрусе (на плате), посланном Самим Спасителем Авгарю, царю Эдесскому (в том числе преподобный Иоанн Дамаскмн). Из позднейших свидетельств приведем описание Нерукотворенного образа итальянца Пиккони. "Этот образ, - говорит Пиккони, - имеет величественный и чудный вид: на нем отражаются Божественное величие и слава, так что взирающий на него очаровывается и благоговеет пред ним. С середины широкого и довольно большого чела спускаются по обеим сторонам, направо и налево, темные... волосы, которые, закрывая уши, соединяются с бородой... брови черные, глаза блестящие, проницательные, как будто испускают из себя светлые лучи, так что думаешь, что они смотрят на тебя со всех сторон каким-то приятным и нежным взором. Нос прямой, немного длинный, но пропорциональный... Колорит лица смуглый... Этот образ имеет что-то сверхъестественное, чему человеческое искусство никак не может подражать. Ибо многие художники признавались в этом, и особенно один из них, Лука, имевший случай рассмотреть этот образ как нельзя лучше, нередко утверждал, что нет никакой возможности нашими красками передать цвет святого образа, хотя сколько-нибудь сходного с оригиналом, и потому, сколько ни упрашивали его снять с оного копию, он ни за что не соглашался..." Таковы свидетельства о Пречистом Лике Богочеловека.

Какова же судьба этого священного изображения? До начала Х века этот образ находился в Эдессе. Когда же вся Сирия, в которой находилась и Эдесса, была захвачена сарацинами, греческий император Роман и военной силой, и большим вознаграждением вытребовал Нерукотворенный образ у сарацинского эмира. Император Константин Порфирородный описал перенесение этого сокровища в Константинополь в 944 году. Там Нерукотворенный образ находился до 1204 года. Затем, по одному из сказаний, во время владычества крестоносцев в Царьграде (1204-1261) он был похищен венецианским дожем Дандоло. Корабль, на котором его перевозили с другими священными предметами, затонул в Пропонтиде.

Внешний вид и нравственная высота Пресвятой Богородицы

Церковный историк Никифор Каллист сохранил для нас предание о внешнем виде Пресвятой Богородицы. "Она была, - читаем у него, - роста среднего или, как иные говорят, несколько более среднего, волосы златовидные, глаза быстрые, с зрачками как бы цвета маслины, брови дугообразные и умеренно черные, нос продолговатый... лицо не круглое и не острое, но несколько продолговатое, руки и пальцы длинные". Однако "поистине в Пресвятой Деве изумляет нас не только непорочная и чистая лепота телесная, но особенно свойства Ее души". "Одежда скромная, чуждая роскоши и неги, поступь степенная, твердая, взгляд строгий, соединенный с приятностью, тиха и покорна родителям, речь кроткая, льющаяся от незлобивого сердца". "У Нее ум - Богом управляемый и к Богу одному направляемый, очи Ее всегда устремлены ко Господу. Сердце Ее чисто и непорочно, зрящее и вожделева-ющее чистейшего Бога. Вся - чертог Духа, вся - град Бога Живаго, вся - добра, вся - пред очами Божиими". "Она, - сообщает по древнему преданию историк Никифор Каллист, - в беседе с другими сохраняла благоприличие, не смеялась, не возмущалась, особенно же не гневалась, совершенно безыскусственная, простая, Она нимало о Себе не думала и, далекая от изнеженности, отличалась полным смирением. Коротко сказать, во всех Ее действиях обнаруживалась особенная благодать".

Святой Игнатий Богоносец писал: "У нас все знают, что Приснодевственная Матерь Божия исполнена благодати и всех добродетелей. Рассказывают, что Она в гонениях и бедах всегда бывала весела, в нуждах и нищете не огорчалась, на оскорбляющих Ее не только не гневалась, но даже благодетельствовала им, в благополучии - кротка, к бедным милостива и помогала им как и чем могла, в благочестии - учительница и на всякое доброе дело наставница. Она особенно любила смиренных, потому что Сама была исполнена смирения". Святой Дионисий Ареопагит, через три года после его обращения в христианство сподобившийся видеть в Иерусалиме лицом к лицу Пресвятую Деву Марию, так описывает эту встречу:

"Когда я был введен пред лице Богообразной светлейшей Девы, меня облистал извне и изнутри столь великий и безмерный свет Божественный и разлилось окрест меня такое дивное благоухание различных ароматов, что ни немощное мое тело, ни самый дух не в силах были вынести столь великих и обильных знамений и начатков вечного блаженства и славы. Изнемогло сердце мое, изнемог дух во мне от Ее славы и Божественной благодати! Человеческий ум не может представить себе никакой славы и чести (даже в состоянии людей, прославленных Богом) выше того блаженства, какое вкусил тогда я, недостойный, но удостоенный по милосердию, и блаженный выше всякого понятия".

Описание принятых в иконописи изображений одежд

Ризы Христа Спасителя

Хитон - нижняя, довольно свободная, с широкими рукавами одежда, по длине доходящая до ступней ног. Хитону Христа Спасителя усвоен в иконописи цвет теплых оттенков - от коричневого, темно-малинового до красного и (реже) розового. По хитону надевался пояс. Через оба плеча хитона Спасителя, спереди и сзади, иконопись изображает узкие, как бы вытканные по одежде полосы - клавы, доходящие до подола.

Клав - символ посланничества (миссии), поэтому он и усвоен, прежде всего, Христу Спасителю как посланному в мир Богом Отцом с определенной миссией - спасти мир, а затем и апостолам и пророкам как Божиим посланникам - возвещавшим людям волю и словеса Божий. Цвет клава всегда больше или меньше отличается от цвета хитона. Очень часто он бывает желтого цвета разных оттенков и почти всегда украшается золотым ассистом.

Гиматий (плащ) - длинный и широкий отрезок ткани, который надевался поверх хитона. Этот плащ беднякам служил и покрывалом во время сна. О том, что он имел значительную величину, можно судить по тому, что воины, распявшие Христа и разделившие между собой Его одежду, плащ разделили на четыре части: каждому воину по одной части - Цвет этой одежды Христа Спасителя пишется всегда холодных оттенков - от голубого, синего до светло - и темно-зеленого. Исключением являются такие иконы, как "Воскресение", "Вознесение", "Успение Божией Матери", на которых Христос Спаситель изображается в прославленном виде: все его одежды, сияющие славой, имеют золотисто-желтый цвет и украшаются золотым ассистом. На иконах "Преображения Господня" Христос - в белых одеждах.

На Богородичных иконах ризы Богомладенца Христа почти всегда золотисто-желтого, разных оттенков, цвета и украшены золотым ассистом. Этим Святая Церковь выделяет Его младенчество из обычного для всех людей и указывает на Его совечное и сопрестольное Богу Отцу существо.

Обувь Спасителя, как и пророков и апостолов, представляет собой сандалии, состоящие из кожаных подошв, прикрепляющихся к ступням ремнями.

Есть иконы, где Христос пишется как Царь Славы, на престоле. Тогда Его ризы также часто золотисто-желтые с золотым ассистом. Но как Царь царей Господь изображается в царских, по типу византийских, одеждах, на престоле и с короной на голове. Как Великий Архиерей Господь пишется в саккосе и с омофором.

Одеяния Пресвятой Богородицы

Туника - нижняя одежда, большей частью с узкими рукавами, длинная, доходящая до пола.

Ее цвет на иконах Пресвятой Девы установлен голубой как символ девственной чистоты. Но он может быть разных оттенков, вплоть до темно-синего и темно-зеленого.

Мафорий -верхняя одежда, широкая, в разложенном виде круглая, с достаточным по величине круглым же прорезом посередине, чтобы прошла голова. Края этого прореза около шеи обшивались широкой или узкой каймой. Мафорий надевался поверх туники и по длине опускался немного ниже колен.

Женщины того времени всегда должны были покрывать голову, и на иконах Матери Божией мы всегда видим на Ее голове легкий плат, подбирающий и закрывающий волосы, поверх которого надето покрывало. Покрывало, подобно мафорию, было круглым, разрезанным спереди до центра или с прорезом для лица. Его длина была до локтей.

Для этих одежд Пресвятой Богородицы в иконописи усвоен или коричневый, или близкий к нему темно-малиновый цвет, что имеет свою символику. Известно, что такой цвет составляется из синей и красной краски. И здесь голубой (оттенок синего) есть символ Ее девственной чистоты, а красный, как цвет крови, свидетельствует о том, что от Нее, чистейшей Девы, заимствовал Свою земную порфиру - плоть и кровь - Сын Божий.

Непременной принадлежностью головного покрывала Матери Божией являются три звездочки, которые всегда пишутся на обоих плечах и на челе. Эти звездочки - символ Ее приснодевства. Она - Дева до Рождества Христова (звездочка на правом плече), Дева - в самый момент непостижимого рождения Сына Божия (звездочка на челе) и остается Девой по рождении Своего Божественного Сына (звездочка на левом плече покрывала).

Символика изображений и одеяний Ангелов

Священное Писание повествует, что перед неприступной славой Божией всегда предстоят семь Ангелов высочайшего чина: Михаил, Гавриил, Рафаил, Уриил, Селафиил, Иегудиил, Варахиил. Из них главнейшим является святой Архистратиг Михаил. Он первый восстал против отпавшего Денницы, призвал на брань с ним прочих Ангелов и, по низвержении отпавших, не перестает ратоборствовать за славу Творца и Господа всяческих и за дело спасения рода человеческого. Поэтому он часто изображается в воинских доспехах, с копьем или мечом в руке.

Все Ангелы имеют крылья, обозначающие их отрешение от всего земного и чувственного, несмотря на их близость к нам. Кроме того, крылья есть образ быстроты и пламенной ревности в исполнении воли Божией. Наконец, крылья указывают на готовность Ангелов служить людям и охранять их своим покровом. Крылья Серафимов, закрывающих свои лица и ноги, говорят о том благоговении, смирении, страхе и трепете, с какими они предстоят лицу Божию.

Очень часто можно видеть на иконах в руках Ангелов жезл и круг, называемый сферой. В середине этого круга - слова "ГДЬ" или "IС ХС". Это символизирует сферу их жизни, то есть Бога.

Одежды Ангелов на иконах разнообразны: иногда они изображаются в хитонах и плащах, как апостолы или пророки, и тогда на плечах их - клав, как у небесных посланников. Иногда их хитоны богато украшены золотом вокруг шеи и по подолу, иногда как высших слуг Небесного Царя их пишут в одеждах ближайших царских сановников, по типу византийского двора, и тогда они имеют широкий длинный орарь, перекрещивающийся на груди. Его название - "лор".

Одежды апостолов и пророков

Одежды апостолов и пророков в основном те же, что и у Христа Спасителя, и имеют клав, как у Божиих посланников. Цвет одежды каждого указан в Подлинниках. Необходимо отметить лишь то, что все апостолы из числа 70-ти пишутся с омофорами.

Облачения святителей

В начале церковной истории все святители облачались, кроме подризника, епитрахили, пояса и поручей, в фелонь, поверх которой возлагался омофор. Это мы всегда видим на иконах святителя Николая. Саккос был принадлежностью Константинопольских Патриархов. Но со временем в церковной практике саккос вошел в облачения всех епископов, фелонь же осталась принадлежностью пресвитерского облачения.

Одежды святых жен

Одежды святых жен - мучениц и праведных - довольно сходны с одеянием Пресвятой Богородицы, хотя в деталях имеют некоторое своеобразие; на это так же, как на цвет, есть указания в Подлинниках. Обувь святых жен - сапожки, несколько выступающие из-под длинной туники.

Все другие святые: цари, князья, святители, пресвитеры, диаконы, иноки, схимники, воины или праведные люди изображаются в одеждах своего звания, как указано в Подлинниках.

В заключение надо сказать, что православной считается та икона, на которой вокруг головы святого имеется нимб и написано его имя. Из библиотеки Несусвета

 

ТРУД ИКОНОПИСЦА. Криворотов В. А.

 

Яндекс.Метрика


 

ТРУД ИКОНОПИСЦА.

Криворотов В. А.

 

Труд иконописца - труд для Бога. В этом труде человек целиком забывает себя, полностью полагаясь на Волю Божию. Ведь икона рождается только там, где есть духовное делание. И все суетные заботы оставляет истинный иконописец за приделами его дерзаний. Ради истины в жертву приносится все временное, и ценится все то, что не в ущерб совести. Любовь к Богу и будет любовным деланием. Совершается оно с молитвой, устраняющей все преграды. Икона, творимая любовным деланием, как сокровенное искусство, постигается только внутренними очами, то есть богомысленно. Всмотрись в Образ и почувствуй к Нему свою любовь. Такой взор и будет богомысленным. Он умудрит твою кисть творить церковно и жить в Боге.

Живописная картина изображает земной мир, видимый глазами и по-своему прочувствованный художником. Иконописец входит в духовный мир, полагаясь на благодать Святого Духа, не доверяя поиск своему несовершенному внутреннему видению, как доверяет ему обыкновенный художник. Иконописец вверяет себя Иисусу Христу, Который и ведет его благодатной стезей предания и откровения.

Земной мир - это наш временный дом. Несомненно, что мы должны его знать и любить, и живописцы нам в этом помогают. Иконописцы уважают труд художника, но они предпочитают быть осторожными к красотам земного мира, чтобы не впасть в соблазн безблагодатного изображения естества.

Духовный мир - это мир верующего сердца. И окном в этот мир служит икона. Она является зримым изображением образа Спасителя, Его земной и Божественной сути. Это же относится и к образу Богородицы, а так же к образам Апостолов и святых Божиих угодников. За каждым образом стоит Первообраз: неспроста же Иисус Христос дал людям первую Свою нерукотворную икону, приложив плат к Своему лику. Апостол Лука создал первые рукотворные иконы, одухотворенные Святым Духом. А благовестник Божественного откровения Апостол Иоанн Богослов также неспроста покровительствует иконописцам.

Около двух тысячелетий иконы исцеляли и спасали не только отдельных людей, но целые города и страны. Будем надеяться, что и нам, при теперешних наших бедах, поможет задушевная молитва перед святыми иконными образами. Да поможет нам Господь. Из библиотеки Несусвета

статья опубликована на сайте "Русская Икона"





Ещё статьи...

  1. Татиана Санникова. СТАНОВЛЕНИЕ ИКОНОПИСЦА.
  2. О РУССКОМЪ ПРАВОПИСАНIИ И. А. Ильинъ
  3. Анатолий (Мартыновский). О ИКОНОПИСАНИИ. /Философия русского религиозного искусства XVI-XX вв/
  4. Василий Арсеньев. О ЦЕРКОВНОМ ИКОНОПИСАНИИ. /Философия русского религиозного искусства XVI-XX вв/